Серые земли - Страница 73

— В парк?

— Да.

О Гаврииле они словно бы и забыли. И ладно… и даже хорошо…

Вернувшись в магазин, Евдокия поднялась к себе.

Телефон.

Всего‑то и надобно, что позвонить в поместье… позвонить и спросить… ежели Лихослав там, то… то получится, что она его проверяет. Не проверяет, беспокоится, потому как чувствует, что происходит нечто престранное…

— Это просто звонок, — Евдокия глядела на аппарат едва ли не с ненавистью, которая, впрочем, оставалась безответной.

Телефон поблескивал металлическими боками. Гордо поднимались вилки, на которых возлежал отделанный серебром рожок. И надо лишь поднять его.

Дождаться ответа…

Шелест.

И шорох. И страх, что связь, которой Евдокия пользовалась не так уж часто, откажет. Но вот раздался характерный щелчок и женский далекий голос произнес:

— Слушаю.

— Будьте добры, — Евдокия старалась говорить спокойно. — Соедините с нумером тринадцать — двадцать три. Пятая ветка.

Пауза.

И ответ:

— Соединяю.

И вновь шум, который прежде представлялся ей успокаивающим, слышался в нем голос моря, пусть и не настоящего, рукотворного, электрического, а все же… сердце колотится пойманною птицей.

Ничего.

Недолго уже осталось… но как же медленно… поместье большое… а людей в нем мало, ни к чему держать штат прислуги, если в доме никто не живет… поэтому надо погодить… и если вдруг случится обрыв, набрать вновь…

И когда Евдокия почти убедила себя, что этот звонок не будет услышан, трубку сняли.

— Доброго дня, — этот густой тяжелый голос сложно было не узнать. Пан Юзеф, новый управляющий, говорил медленно, растягивая слова, отчего они причудливым образом сливались друг с другом, и речь его превращалась в монотонное гудение.

К новациям пан Юзеф относился с немалым подозрением, и телефона остерегался, но ежели на звонок ответил, стало быть, никого иного, кому сие неприятное дело перепоручить можно, поблизости не оказалось.

— И вам доброго дня, пан Юзеф, — Евдокия заставила себя сесть. — А Лихослав далеко?

— Далеко.

Она почти видела, как стоит пан Юзеф, вытянувшись в струнку, силится и живот подобрать, да только тот чересчур тяжел.

Непослушен.

— И где же?

— Так… в Познаньске…

— Уже уехал? — Евдокии давно не случалось чувствовать себя такой дурой.

— Уехал, — согласился управляющий.

Трубку он наверняка держал осторожненько, сперва обмотавши платком. И к уху подносил с опаскою, поелику прочел в некоем медицинском журнале, несомненно уважаемом и стоящем доверия — ведь медицина само по себе занятие уважаемое и к доверию располагающее — что от трубки этой исходят волны незримые волны, способствующие разжижению мозга.

От волн и вытекания разжиженного мозга через уши полагалось защищаться комками корпии, которые пан Юзеф засовывал в левое ухо, когда трубку подносил к правому. Или в правое, ежели подносил к левому. Комочки эти он повсюду носил с собой, завернутыми в бумажный платок.

— И давно?

— Давно. Уж недели две как. Вы, панна Евдокия, вдвоем же были, — теперь в голосе ей почудился упрек. — Неужто запамятовали?

— Нет, — поспешила уверить Евдокия, которая и вправду прекрасно помнила ту поездку.

— Вы, конечно, извините, — пан Юзеф обладал еще одной чертой весьма сомнительного качества: он любил помогать людям. И вроде бы не было в том плохого, ежели бы не помогал пан Юзеф в собственном своем понимании того, как оным людям надлежит поступать. — Но вы, панна Евдокия, слишком много говорите по телефону. Этак и вовсе можно без мозгов остаться! Вытекут все и что тогда?

— Неужели…

В данный конкретный момент времени Евдокию занимали вовсе не вытекающие мозги, тем паче, что отсутствие их иным людям жить вовсе не мешало, но исчезновение дорогого супруга. Выехал он ночью, стало быть, к утру в поместье добрался бы… если бы направлялся в поместье.

А если нет?

Если все это — ложь, которая…

— Знаете, вы, пожалуй, правы. Потому, до свидания, пан Юзеф. Доброго вам здоровья.

— И вам, панна Евдокия.

Кто лгал?

Лихослав?

Или Богуслава с ее притворным желанием помочь… нет, ей верить точно нельзя.

Евдокия повесила телефонный рожок и, упав в кресло, сжала голову.

В поместье Лихослава не было. А где был? В том доме, адрес которого с такой готовностью подсунули Евдокии?

Чушь.

И не в любви дело… любовь — материя тонкая, сегодня есть, а завтра уже и развеялась туманом осенним. Дело в порядочности. Не стал бы он заводить любовницу развлечения ради, поскольку бесчестно это… а если бы вдруг случилась страсть неземная, то… то и не оскорбил бы Лихо женщину подобным предложением.

Да и то… был ведь вчерашний вечер, пусть тревожный, но и ласковый. Была нежность, которую не подделаешь… и значит, врет Богуслава…

А Лихо пропал.

Пропал.

Евдокия произнесла это слово вслух и сама удивилась, как это вышло, что она не поняла очевидного.

Беда.

А она тут с глупостями своими.

Следующий звонок был в управление, однако Себастьяна застать не удалось. И квартирная его хозяйка, которая говорила медленно, точно пребывая в полусне, знать не знала, где его демоны носят.

И что дальше делать?

Возвращаться домой.

Там вещи Лихослава, без которых ни один ведьмак не возьмется человека искать.

Страшно?

Вспомнился вдруг давешний грач. И сонное состояние, которое вернется… и значит, в самом доме беда, и не след туда соваться одной…

Помощи ждать?

От кого?