— Никто не собирается.
Аниела кивнула.
— И как давно вы сюда переехали, — Себастьян повторил вопрос, и свидетельница вновь задумалась. Думала долго… минут пять.
— Так это… пять лет тому выходит… и месяц. Аккурат в травне Мишека схоронили… и я к тетушке… погоревать… на две недельки… а потом еще дом продавали… — она загибала пальцы, старательно перечисляя события, для нее, несомненно, важные, но Себастьяну совершенно не интересные.
— И тетушка вас учила… чему?
— Свахою быть.
Креповый платочек коснулся красной, натертой щеки.
— А ваша тетушка была хорошей свахой?
— Лучшей… только… — Аниела замолчала, прикусив бледную, точно тряпичную, губу.
— Что «только»?
Вздох.
И вновь платочек, который трет уже другую щеку.
— У нее… не ладилось в последнее время… люди стали другими… так она говорила. Все сами начали жениться… знакомиться… а разве так можно?
— А разве нельзя?
— Конечно, нет! — Аниела платочек отложила, а из рукава ее появились черные четки, бусины которых она перебирала ловко, почти профессионально. Бусины скользили, ударялись друг о друга с глухим неприятным стуком. — Люди… люди ведь не знают, чего хотят! А еще врут!
С этим утверждением Себастьян не мог не согласиться.
— И вот что получается? — тема, похоже, была Аниеле близка, оттого и раскраснелась она пуще прежнего.
— Что?
— Вот, скажем, у тетушкиной знакомой дочь… познакомилась с парнем сама… и письма ему писала… и он ей… и пожениться решили….
— А что в этом плохого?
— Ничего, наверное. Только ж после свадьбы выяснилося, что врал он все в письмах. И про то, что дом свой имеет… и про учебу… и про работу… они‑то думали, что дочь за приличного человека отдают, а оказалось — за обманщика, которому только приданое и надобно!
Себастьян покачал головой, сочувствуя, и ободренная Аниела продолжила:
— А ведь после свадьбы может оказаться, что жених кутежник… или игрок… или норов имеет дурной. Аль у невесты в роду безумцы… о таком‑то, небось, люди таятся, не спешат говорить. Тетушка же про каждого клиента вызнавала…
— И часто ей случалось обнаруживать… — Себастьян замялся, не зная, как назвать это, — брак?
— Постоянно почти! — воскликнула Аниела. — То парня колченогого пытаются за здорового выдать… то еще девку кривую подсунут, думают, что ежели стеклянный глаз ей вставили, то и проблемы нету… еще намедни одна лысая была… соперница ее прокляла да так крепко, что волосья повылазили, а новые не росли. Той‑то штрафу дали, но штрафом волосы не возвернешь… так тетушка девку ту лысую выгодно к цирюльнику пристроила. Каждый день парики меняет, прически показывает, и счастливая… и он довольный, прежде‑то нанимал кого, а тут жена есть. Все экономия.
С этой точки зрения Себастьян женитьбу как‑то не рассматривал. Признаться, он ее вовсе не рассматривал и надеялся, что в обозримом будущем избежит страшной участи быть счастливо отбрачеванным.
— Тетушка всегда знала, кого и с кем свести… а то иные порой… вот заявится, бывает, мужичок и начинает говорить, что, дескать, ему нужна жена… чтоб знатного роду, сама красавица, да с приданым, да чтобы и в доме чистоту держала, и готовить могла… и детей его любила.
Аниела вздохнула:
— Крепко мы тогда намаялись, пока выяснили, что подойдет ему одна вдовица… бездетная, одинокая… хорошая очень женщина, она к тетушке потом частенько наведывалась, рассказывала, что про мужа этого, что про детей… и когда услышала, что тетю… — Аниела зарыдала, и рыдала громко, самозабвенно.
Себастьян не мешал, разглядывая вязаные салфеточки и кота, который к хозяйским переживаниям отнесся с полнейшим равнодушием, лишь на другой бок перевернулся да лапы вытянул.
— Хорошо, — Себастьян дождался, пока всхлипы стихнут. — Я правильно понял, что ваша тетушка была успешной свахой, настоящим профессионалом в своем деле…
— Как вы хорошо говорите…
— …но в последнее время испытывала некоторые… затруднения…
— Д — да…
— И клиентов у нее осталось мало?
— Трое…
Трое — это хорошо… трое — это не дюжина и даже не полдюжины.
— Панна Бершкова… или уже Мишковец? Надо глянуть. Она постоянная клиентка…
Себастьян прикусил язык, решив, что выяснит подробности у самой панны не то Бершковой, не то Мишковец.
— Панночка Глуздова… очень неподатливая… и был еще пан Охимчук, но они с тетушкой намедни поспорили крепко…
— О чем?
— Он решил, что сам справится… записался к этому ужасному человеку на курсы!
— К какому человеку?
— С — сейчас, — Аниела неловко поднялась. — Я… принесу…
Она вышла, оставив Себастьяна наедине с десятками снимков и котом, который все ж соизволил проснуться и ныне лежал, изучая Себастьяна.
Кошачьи глаза были опасно желты и виделось в них сомнение.
— Не нравлюсь? — шепотом поинтересовался Себастьян, кот широко зевнул и покосился на хвост, который заинтересовал его куда больше гостя.
И то, в этом доме гости появлялись частенько, но вот хвостатых средь них кот не помнил…
— Жаль, что ты не разговариваешь, — Себастьян протянул руку и коснулся жесткой колючей шерсти. — Уж ты точно знаешь, куда больше хозяйки…
Кошачьи усы дрогнули.
Он и вправду знал довольно много, поскольку в дом этот попал задолго до Аниелы, которую полагал особою излишне трепетной, чтобы от нее был толк. И ныне, оставшись наедине с ней, испытывал некоторые весьма обоснованные сомнения относительно собственного будущего.