Серые земли - Страница 16

— Кроме слова божия людям многое еще надобно. К примеру, еда… одежда…

…сама жизнь, которая возможна вне клетки работного дома. Евдокии не случалось бывать в подобных заведениях, но матушка рассказывала… вот только вряд ли ее истории Катаржину впечатлят.

Грешники — уже не люди.

И стоит ли тратиться на сочувствие им.

— Вы, дорогая Евдокия, вновь ставите материальные блага поперек духовных. Тогда как сказано, что спасши душу, обретет новую жизнь, тогда как спасший тело душу утратит… но полагаю, в том не ваша вина. Вы с младенчества были приучены тело пестовать…

И надо полагать распестовала она это тело так, что едва — едва в корсет оно помещается…

— А вы, дорогая сестрица, плоть умерщвляли.

— Я соблюдаю посты, — острый подбородок Катаржины задрался так, что видна стала и родинка под ним, круглая, аккуратная, с торчащим из нее черным волоском. — И придерживаюсь умеренности во всем…

— Кроме веры.

— Вера не может быть неумеренной!

С этим Евдокия спорить не стала. Ни к чему…

— А вы что скажете, Богуслава, — Катаржина обратилась к той, от которой ждала поддержки и понимания. — Вы ведь много занимаетесь благотворительностью…

Легкий наклон головы, надо полагать, согласие.

И улыбка, преисполненная участия.

— Я полагаю, что судить — это дело богов, — голос медвяный, сладкий до одури, и хочется слушать его, внимательно, чтобы ни словечка не пропустить… и даже не в словах дело, но в самом звучании этого голоса. — Людям же следует в меру сил соблюдать их заветы… и помогать оступившимся… я делаю ничтожно мало… вы, моя дорогая Катаржина, говорили о золоте… золото я получила едино по праву рождения. И до того несчастного случая со мной полагала сие единственно возможным… правильным даже… я думала лишь о себе, о собственных желаниях… и к чему все привело?

Богуслава потупила взор.

И руки ее в кружевных перчатках дрогнули. Тонкие пальцы скользнули по изумрудному атласу, комкая… точно желая продрать плотную ткань.

Или содрать?

Евдокия с немалым трудом отвела взгляд.

— Но Иржена в своей милости преподала мне хороший урок… я поняла, то жизнь наша скоротечна, что душа — беззащитна пред созданиями Хольма… и что путь праведных тяжел… да, признаюсь, я и сама думала о том, чтобы уйти от мира, но…

Ресницы дрожат.

А взгляд… не во взгляде дело, но в самих глазах, неестественно — зеленых, ярких чересчур.

— Мне не хватило смелости. Я слишком люблю эту жизнь… и вашего брата…

Ложь.

У лжи сладковатый вкус, но нынешняя горчит. И Евдокия касается собственных губ, слишком жестких, несмотря на все бальзамы и восковые помады, которыми ей приходится губы мазать в попытке сделать их хоть сколь бы подобающими даме ее положения.

Как же ненавидит она собственное это положение!

— И потому остается малое. Я помогаю иным, тем, о ком некому позаботиться… или тем, кто имел неосторожность оступиться… мне ли осуждать их? Я ведь знаю, сколь сильны порой искушения… — батистовый платочек у щеки.

И странно, что щека эта белей платочка.

А слез нет. И сам платочек этот — часть представления. Вот только для кого его играют? Для Катаржины, которая глядит на Богуславу с восторгом, едва ли не как на святую… для Евдокии?

Для близняшек, которые застыли, склонив головы друг к другу…

— В моем приюте примут всех и дадут укрытие. Накормят. Утешат. Научат полезному делу, а после обучения определят в хорошее место. Я сама беру девушек в свой дом горничными, а после, когда вижу, что они освоились, даю им рекомендации…

— Вы так добры! — хором выдохнули Августа с Бержаной.

Добра.

И странно, ведь не вяжется эта доброта с обличьем Богуславы. Никак не вяжется, однако же…

…есть приют, о нем писали газеты.

…и Евдокии пришлось побывать на открытии, потому как она ведь родственница ныне…

…будущая княгиня…

…княгине надобно заниматься благотворительностью и делать это правильно, не роняя своего, княжеского, достоинства…

— Более того, — платочек выпал из пальцев Богуславы. — Я помогаю этим девушкам устроить свою жизнь. Кому как не мне знать, что истинное счастье женщины — в ее семье. Я хочу, чтобы мои подопечные были счастливы…

…снова ложь.

Но в чем? И не может ли случится такое, что Евдокия в своей иррациональной неприязни отвергает поистине доброго человека? И пускай Богуслава надменна, но так она, в отличие от Евдокии, урожденная княжна…

— Я пригласила сваху, хорошую проверенную женщину, которая осознает все тонкости… положения моих подопечных…

— И у нее получается? — шепотом поинтересовалась Августа.

А Бержана кивнула, присоединяясь к вопросу.

— Получается. Конечно, не в Познаньске, здесь мужчины избалованы. Кому нужна бесприданница? А вот на границе… там трудолюбивую сироту встретят с радостью…

Наверное, она бы еще рассказала, о границе ли, о приюте и его обитательницах, но дверь в гостиную распахнулась:

— Доброго вечера, дамы, — Себастьян отвесил шутовской поклон. — Хотелось бы надеяться, что вы мне рады, но давно уже не тешу себя иллюзиями…

Катаржина поморщилась.

Близняшки вздохнули.

— Себастьян такой…

— …невежливый.

— …совершенно невоспитанный…

— …мы здесь беседуем…

Они говорили по очереди, в этой речи дополняя друг друга.

— Катаржина, ты с прошлой нашей встречи стала еще благочестивей, — Себастьян поцеловал сестре ручку, близняшкам кивнул, а Богуславу и вовсе будто бы не заметил.